А где их употреблять? Вопрос решаемый: в конце 1930-х на улице Горького (ныне Тверская) открылось уникальное в своем роде питейное заведение. Здесь подавали коктейли, приготовленные по американским рецептам. Официально оно называлось «Коктейль-холл», а среди завсегдатаев чуть теплее и короче: «Ёрш-изба» (что отражало модную тогда борьбу с так называемым «космополитизмом»).
В архиве американского журнала «Life» есть фото из сороковых, на котором запечатлено помещение с винтовыми лестницами, могучими колоннами, лаковым паркетом, мощными люстрами и даже публикой, употребляющей коктейли.
Фотографу «Life» Маргарет Берк-Уайт удалось крупным планом снять усатого гражданина в круглых очках, который, игриво оттопырив мизинчик, отправлял в рот жидкость из граненой рюмки с яичным желтком внутри.
По одной из легенд, заведение появилось в войну на волне союзнической помощи США, когда вместе с грузовиками и тушенкой по ленд-лизу в СССР завезли и коктейли. Однако это не так — фото Берк-Уайт датировано 1941-м, а в советской прессе появлялись снимки холла и 1940 года.
Заглянувший сюда литератор Александр Гладков, по пьесе которого снят фильм «Гусарская баллада», записал в своем дневнике:
«Прейскурант «Коктейль-холла» читался как роман... Малиновая наливка в графине «Утка», охотничья водка в плоской бутылке, шартрез в испанской бутылке, ликер «Мараскин» в графине «Мороз», «Ковбой-коктейль», коктейль «Аромат полей», коктейль «В полет», «Аэроглинтвейн».
Популярны были в «Коке» коблеры (коктейли с фруктами), для которых даже изготовили спецтару — граненый стакан на ножке. Завсегдатаи заведения часто заказывали «Маяк», «Карнавал» и другие слоистые коктейли, наливающихся «по ножу». Такие смеси, особенно с ликерами, как вспоминают очевидцы, подавали лишь самым дорогим гостям.
Своеобразен и пестр был не только состав коктейлей, но и их потребителей. Завсегдатаями этого единственного в Москве заведения чаще всего были интеллигенты с небольшим заработком, люди искусства, в том числе и довольно известные, студенты (в день получения стипендий), а также спекулянты (так называемые бизнесмены), которые любили обмывать здесь успешные сделки.
Бывший фронтовик Владимир Кабо как раз в те годы поступил на истфак МГУ. Он вспоминает посещения «Коктейль-холла»:
«Если вы приходите сюда вдвоем, то можете быть уверенными в том, то третий за вашим столиком — почти всегда секретный сотрудник органов. Он охотно вступает с вами в беседу, и речь его скользит по самому краю какой-нибудь острой темы.
— Теперь, ребята, уже не тридцать седьмой год, — убежденно говорит он, — прошли эти времена, по простому подозрению теперь не сажают…».
Но таких «наивных говорунов» (выражение Юлиана Семенова из бессмертных «Семнадцати мгновений весны») после войны было мало. Никто не собирался добровольно лезть в чекистский капкан.
Не исключено, что именно «Коктейль-холл» стал прообразом «Мехико», «хитрого кабака Мюллера».
«Цыгайнакеллер» — «Цыганский подвал» — маленький кабак, куда было запрещено ходить военным и членам партии.
— А если мне надо там бывать по делам работы? — спросил Штирлиц.
— Все равно, — усмехнулся Мюллер, — если хотите назначать встречи своим людям в клоаках, лучше ходите в «Мехико».
Это был «хитрый» кабак Мюллера, в нем работала контрразведка. Штирлиц знал это от Шелленберга. Тот, конечно, не имел права говорить об этом: был издан специальный циркуляр, запрещавший посещать «Мехико-бар» членам партии и военным, поэтому наивные говоруны считали там себя в полнейшей безопасности, не предполагая, что каждый столик прослушивается гестапо».
В журналистских материалах Юлиана Семенова есть упоминание об «Эдеме», «особом баре» гестапо. В частности, в 1943 году Кальтенбруннер и Шелленберг встретились там с коллегой-«смежником» Канарисом накануне операции «Большой прыжок» в Тегеране (там должны были встретиться Сталин, Рузвельт и Черчилль).
Кстати, сам Семенов (тогда еще Юлик Ляндрес, сын репрессированного ответсека газеты «Известия») был весьма заметной фигурой среди завсегдатаев «Коктейль-холла». В те годы он учился в Институте востоковедения. Вот уж кто был подлинным плейбоем и стилягой! Иногда он успевал за один вечер посетить несколько «точек». Сначала его можно было встретить в «Шестиграннике» (танцплощадка), потом в «Коктейль-холле», а ночью в ресторане гостиницы «Москва».
У него был друг по имени (скорее, по кличке) Чарли. Юлик и Чарли сделали себе модную прическу, которую они назвали «буги-вуги октава». Водили с собой собаку, которую обрили и перекрасили в зеленый цвет. Короче – выпендривались, дай бог! И вот однажды попали на дансинг, который проходил в «Боярском зале» гостиницы «Москва». Оркестр заиграл миллеровскую «Чаттанугу», а Юлик с приятелем, сильно подпившие, стали кричать: «Мы в Америке! Нам хорошо, нам больше ничего не нужно!» Их тут же арестовали и, кажется, даже посадили. Вроде бы – мелочь, молодой кураж. Да просто глупость. Но ведь был самый разгар «холодной войны», делу придали политическую окраску...»
Но вернемся в «Коктейль-холл».
************
Лев Баусин, сотрудник внешней разведки КГБ, рассказывает:
«В промозглый январский вечер в «Коктейль-холл» вошли два молодых человека в небрежно завязанных галстуках. Не найдя свободных мест, они, спросив разрешения у одиноко сидящего мужчины, уселись за уютно приставленный к стене столик под лестницей, которая вела на второй этаж. Этими молодыми людьми были мой друг Андрей — художник и я — студент Института стали имени И.В. Сталина.
— Ну, с чего начнем? — спросил меня Андрей, который недавно удачно продал сделанную им копию с картины Шишкина «Сосны, освещенные солнцем» и жаждал отметить это событие в любимой нами «Ерш-избе».
«Как всегда с «Маяка», — ответил я.
«Маяк» — это коньяк и мятный ликер, разведенные яичным желтком. Цвета этой горючей смеси — красный, желтый, зеленый — напоминали скорее светофор, чем маяк. Чтобы правильно выпить коктейль из длинной и узкой рюмки, нужна была некоторая тренировка. Сначала надо было отпить коньяк, тепло от которого сразу разливалось по всему телу, затем, задержав желток во рту, смягчить резкость первого компонента сладким ликером и лишь потом раздавить языком желток. После этой «процедуры» организм оказывался готовым к другим коктейлям, дух — к воспарению, а язык — к оживленному собеседованию.
Сосед, наблюдая за нашими манипуляциями, не выказывал никакого желания к общению. Со своей стороны, Андрей и я тоже проявляли сдержанность, хотя обычно знакомство с соседями по столу происходило без особых церемоний.
— Ну, кого ты дальше собираешься копировать?
Андрей, вернувшись с шоколадками на тарелке и двумя бокалами десертного коктейля «Кларет-коблер», сказал, что Левитана.
— Трудно будет, — отреагировал я на самоуверенность Андрея. — Ведь Левитан в отличие от Шишкина не фотографичен. И ты это знаешь не хуже меня.
Мы выпили «Кларет-коблер». После «Маяка» он казался сладкой водичкой.
Сосед по столу, неумело проглотив пару «Маяков», продолжал хранить молчание. Мы перешли к «Кровавой Мэри». Сосед последовательно дублировал наши напитки и вдруг, глядя на меня тяжелым, но не пьяным взглядом, неожиданно заявил:
— А вот ты будешь разведчиком! Да! Это я тебе говорю!
И я и Андрей были весьма удивлены. Наступила пауза.
— А вы, простите, кто будете? — прервал наконец молчание Андрей.
— Я — Павлов! — переведя взгляд с одного из нас на другого, добавил: — Разведчик… Работал в Турции… Провалился… Познакомился с тюрьмами у них и у нас. Сейчас некоторые думают, что у меня все позади, а я уверен, что все впереди.
Тут он внезапно встал и оказался плотным человеком внушительного роста.
— Желаю всех благ, — сказал он, — особенно потенциальному разведчику.
И твердой походкой направился к выходу. Судя по счету, оставленному на столе, выпил он много, но держался хорошо. Кто он был в действительности — неизвестно. Был ли он тщеславным болтуном, любящим производить эффекты, шутником — кто знает? Но то, что он оказался провидцем моей судьбы — это факт, который стал реальным спустя несколько лет. Я действительно стал разведчиком, хотя путь в разведку был во многом случайным, извилистым и тернистым... (После окончания Военно-дипломатической академии Баусин стал работать в центральном аппарате Первого главного управления КГБ СССР, а затем был отправлен в командировку за рубеж – прим.).
…«Коктейль-холл» постепенно хирел. Желчные фельетонисты подвергли его критике, как гнездо «буржуазного разложения», а его молодых посетителей окрестили «плесенью». Спустя некоторое время «Ерш-изба» превратилась в ординарное молочное кафе. Его завсегдатаи — интеллигенты с небольшим заработком — рассосались по другим кафе-закусочным, многие студенты «вышли в люди», некоторые люди искусства удостоились высоких знаний. К сожалению, часть любителей коктейлей спилась. Горько вспоминать, но Андрей был среди них. А парень был талантливый...
Да, чтобы не забыть: лишь много лет спустя довелось мне узнать, что разведчики Павлов и Корнилов готовили операцию против фон Папена — посла нацистской Германии в Турции. Их постигла неудача. Но это так, к слову».
****
Интересно, что в столице советской Украины на углу улиц Короленко и Свердлова был свой «Коктейль-холл». Позже, в период борьбы с «космополитизмом», его закрыли, а в этом помещении открыли ресторан «Лейпциг», названный так в честь немецкого города-побратима Киева. В конце сороковых цены на коктейли были очень доступными. Самые простые из них, такие, как «Шампань-ваниль», «Дружеский» или «Полет», стоили вообще копейки, но были слабенькими, не для «настоящих мужчин» Поэтому завсегдатаи заказывали по 250 грамм «Шартреза», крепость которого была сравнима с водкой, сорок градусов, и ценой на нее. Пили «Шартрез» (вернее, сосали), как коктейль - через настоящую, а не пластмассовую соломинку, а «закусывали» коктейлем. За таким занятием, под звуки оркестра, было приятно провести вечер. Обходилось это удовольствие от 15 до 25 рублей, в зависимости от заказа. Стандартная цена бутылки водки тогда была 21 руб. 20 коп.
Чекист Георгий Санников с ностальгией вспоминает киевский «Коктейль-холл» начала 1950-х:
«Компания молодых чекистов любила заходить вечером в киевский коктейль-холл. И часто посещали это заведение после окончания работы. Заканчивалась работа после часа ночи или того позже. Встречались на углу у Золотоворотского сквера, внимательно просматривали улицу Владимирскую со стороны служебного здания и уже тогда, убедившись в полной безопасности не быть «засеченными», бегом пересекали перекресток и входили в «коктейль-холл». Официанты знали каждого из нас лично, а ресторанный оркестрик — труба, саксофон, виолончель и аккордеон, — находившийся в нише, как раз напротив входа, мгновенно по незаметному для постороннего взгляда указанию руководителя Мони прекращал даже заказанную музыку и проигрывал широко известную в те годы мелодию «Гольфстрим» из кинофильма «Подвиг разведчика». Еще бы! В зал входили разведчики!..»
https://dementiy2010.livejournal.com/129303.html
Community Info