СТРАТЕГИЯ ВЕРНАДСКОГО

Линдон Ларуш
СТРАТЕГИЯ ВЕРНАДСКОГО 26 апреля 2001

В настоящее время существуют только три
национальные культуры, которые способны
концептуализировать инициативу
глобальных решений таких глобальных
проблем сегодняшнего дня, как ускоряющийся
распад нынешней мировой финансовой
системы. И вновь повторяю: это США,
историческая Россия и Британская
монархия. Лишь партнерство ряда стран
Евразии, включающее Россию и страны
континентальной Западной Европы, может
в настоящее время положить начало именно
такой инициативе, которая экстренно
необходима сегодня.



По ряду причин,
которые я изложу ниже, фигура биогеохимика
Владимира Вернадского может служить
тем объединяющим образом, в котором
воплощен вклад российской в совместное
преображение Евразии в целом. Эту
программу евроазиатского развития
следует рассматривать в качестве
центрального звена перспективы
глобального экономического развития
как для Северной и Южной Америки, так и
для Африки. Действительно, при нынешних
мировых условиях, такое евроазиатское
развитие незаменимо не только для
Африки, но и для стран Америки как
жизнеспособных наций-государств. Давайте
рассмотрим это обстоятельство вначале
с точки зрения старого вопроса о так
называемой «геополитике», а затем
определим, как применяется блестящее
наследие Вернадского к науке и хозяйству
не только Евразии, но и всего человечества
в целом.

Геополитика
— и ныне там

Тот стратегический контекст, в котором я
приступаю к рассмотрению вопроса, сам
по себе не нов. Примерно с 1877 года в
центре геополитической доктрины,
«большой стратегии» Британской монархии
постоянным было стремление к разжиганию
взаимно опустошающих конфликтов между
Германией и Россией. В то же время все
великие инициативы во имя прогресса
человечества, со времен Гражданской
войны в США, основывались на подспудном
взаимодействии США с ключевыми
государствами континентальной Евразии
в практическом воплощении экономических
идей Бенджамина Франклина, Александра
Гамильтона, Фридриха Листа и Генри
Ч.Кэри. Следует вспомнить о том, что
победа президента Авраама Линкольна
над заговором конфедератов-ставленников
Британской монархии, и
последующее освоение американской
экономической модели Россией [Александра
III], Германией Бисмарка, Японией и другими
странами, после Филадельфийской
выставкой, посвященной 100-летию Декларации
независимости, создало условия для
сооружения трансконтинентальных
железнодорожных систем на евразийском
континенте, построенных по американской
модели. По причинам, которым я уделял
внимание в своих предыдущих статьях,
это обстоятельство послужило предлогом
для развития Британской монархией
одновременно геополитической доктрины
и военно-морского флота в конце XIX века
и вплоть до момента втравливания Франции
и России в войну против Германии, при
поддержке марионеток Лондона. Аналогично,
в конце Второй мировой войны, когда
влияние Британии сократилось до уровня
второразрядной державы, Британская
монархия, используя как традиционные
венецианские методы ( подкупа и
фальсификации кредитной зависимости
), так и свою агентуру в США, выстроила
архитектуру ядерного противостояния
между США и Советским Союзом. Таким
образом, Лондон приобрел возможность
эксплуатировать последствия Карибского
кризиса, чтобы привести обоих стратегических
соперников Британии к посткризисному
саморазрушению, итогом которого является
как современная англо-американская
форма глобального доминирования, так
и ввержение всего современно мира не
только в величайший финансовый кризис
в его истории, но и в преддверие все
планетного «черное средневековья».

В период с 1861 года по 2001-й основной актуальный
вопрос мировой политики приобрел
современную форму выбора — между
эффективным стремлением к совместному
экономическому развитию по крайней
мере большинства народов континентальной
Евразии, и мировым господством новой
формы старой имперской морской власти
венецианской финансовой олигархии, в
виде англо-американской «новой Римской
империи» под формальным руководством
марионеточного «немого великана»
Соединенных Штатов - тупого лакея
Британской империи. С
нашим временем более сопоставим тот
период истории, который внимательно
изучал великий драматург Уильям Шекспир.
Угроза, нависшая над миром сегодня,
наиболее сопоставима с историей Европы
периода длительного и разрушительного
правления Плантагенетов с 1154 по 1185 год,
от Генриха II до Ричарда III.
На протяжении этого периода дом Анжу,
будучи союзником имперской морской
державы — Венеции, играл ведущую роль
в повторном разорении Европы. Эта роль
дома Анжу и его «ультрамонтанское»
стремление искоренить попытки создания
суверенных наций - государств (как,
например, при таких представителях
Гогенштауфенов, как Фридрих II, или короле
Испании Альфонсо Мудром), неизбежно
обусловила не только «черное средневековье»
Европы XIV века, но и его последующие
катастрофические последствия в виде
Столетней войны, как и «войны Алой и
Белой Розы» в самой Англии.
Как
и во времена союза Венеции с домом Анжу,
бедствия постигли Европу в период
1511-1648 гг., в форме религиозных войн в
интересах Габсбургов.
Этот период современные историки
иногда справедливо именуют «малым
черным средневековьем» в европейской
истории. Всем, кто не желает прослыть
в итоге помешанными, безграмотными или
бездарными, следует признать то
стратегическое обстоятельство, что мир
в целом, включая внутреннюю ситуацию в
Соединенных Штатах, находится лицом к
лицу с историческим кризисом, последствия
которого потенциально сопоставимы с
наследием затяжного имперского правления
Плантагенетов в разных частях Европы,
в разные времена, и в Англии на протяжении
этого времени. Использование
таких особей, как Ариэль Шарон и прочие
безумцы из бжезинско-хантингтоновского
выводка («столкновение цивилизаций»,
проект «Демократия»), привело человечество
к опасной грани повсеместного взрыва
религиозных войн наподобие войн в Европе
периода 1511-1648 годов.
Соединенные Штаты не смогут пережить
продолжения нынешней политики правящей
администрации . Либо эта политика будет
вскоре сдана в утиль, и
Америка вернется к политике, созданной
по образцу экономического возрождения
при президентстве Франклина Рузвельта,
либо экономическое саморазрушение США
окажется неизбежным. Притом в условиях
[этого саморазрушения] сохраняющееся
англо-американское мировое господство,
запущенное политикой Тэтчер и Буша
старшего в период 1989-1991 годов, означает
по существу неизбежный обвал цивилизации
в целом в новое «черное средневековье»
— столь же страшное, или более страшное,
чем «черные» времена Европы середины
четырнадцатого века.

Доступный шанс

Пока администрация ЮЭСЭЙ будет продолжать
свою нынешнюю безумную политическую
линию, в Соединенном королевстве, среди
проводников, скажем так, не самой лучшей
политики царит ужас перед последствиями
острого психоза в нынешней администрации
США, и перед зрелищем Конгресса, который
продолжает самым малодушным,
оппортунистическим образом поддаваться
напору администрации и иже с ней.

Куда важнее — краеугольная роль России,
которая состоит в связывании жизненных
интересов государств Западной и
Центральной Европы с комплементарными
интересами Центральной, Юго-Восточной
и Восточной Азии.
Говоря столь просто и точно, сколь
того требует сжатое изложение, реальная
экономика континентальной Западной и
Центральной Европы не может в дальнейшем
выжить без относительно здоровой
экономики Германии. В свою очередь,
экономика Германии не может избежать
коллапса без значительного обновления
удельного веса своей традиционной роли
экспортера технологий. Выполнение как
этой задачи, так и смежных задач
континентальной Европы и Евразии в
целом не может быть
осуществлено без новой системы
кредитования, основанной на суверенном
праве государств выдавать долгосрочные
кредиты под крупномасштабные проекты
развития инфраструктуры и других
технологий, направленных на рост
физических производительных сил труда
во всем масштабе Евразии. Соответствующие
методы возрождения экономики Германии
и континентальной Европы в целом — это
те методы, которые проповедовал д-р
Лаутенбах в 1931 году на заседании Общества
Фридриха Листа, те его предложения,
которые, будь они реализованы, предотвратили
бы приход Гитлера к власти, а, следовательно,
и Вторую мировую войну. Это, по существу,
те же принципы, которые успешно применял
президент США Франклин Рузвельт. Те
же подходы могли бы работать и сегодня,
даже в нынешней экономической
и финансовой ситуации в Европе и США,
которая в своей совокупности значительно
хуже, чем ситуация коллапса 1929-31 годов.
Для этого требуется сдать в утиль всю
ту политику, которая до сих пор приемлема
для администрации. В общем, комплекс
мер, необходимых для спасения таких
государств, как страны континентальной
Европы, от крушения, крен к которому уже
очевиден, должен состоять во введении
системы фиксированных валютных курсов,
контроля над движением капитала,
обменного контроля, валютного контроля
и протекционистских ценовых и торговых
соглашений между странами-партнерами.
Это, безусловно, подразумевает
отказ от недавно усвоенного и тлетворного
увлечения «свободной торговлей»,
«либерализацией» и «глобализацией», и
возвращение к протекционистской, или
так называемой гамильтоновской модели
суверенной нации-государства.
Это означает
крупномасштабную реорганизацию
совокупных неисполнимых финансовых
обязательств в мировом масштабе, в
соответствии с понятием о реорганизации
через банкротство, изложенным
администрацией Франклина Рузвельта в
«Главе 11» [Федерального закона о
банкротстве]. Словно по наитию, в
Германии и других странах континентальной
Европы формируется тенденция в этом
направлении, хотя и не достигшая так
называемых «крайностей», в которых как
раз и состоит путь экономического
возрождения, необходимый для Европы.
Если Европа хочет
выжить, она должна пройти весь необходимый
путь, в соответствии с решениями, которых
требует от нее сложившаяся ситуация.
Сегодня ни одно из государств
Западной и Центральной континентальной
Европы в настоящее время не проявляет
устремления к подлинно суверенным
инициативам национальной политики,
противостоящим англофонным державам.
Эти государства
продолжают мыслить в рамках самоограничения
в том диапазоне, который, по их мнению,
им дозволен англо-американскими
властителями. Намерения у них хорошие,
но до дела так и не доходят. Вывести
их из этого тупика может сотрудничество
с Россией. Суть в том, что Западная Европа
не сможет выжить при нынешних тенденциях
иначе как через долговременное
партнерство, точкой опоры которого
является добровольное участие РФ-ии.

Такую же ключевую роль играет Россия и во
взаимодействии со странами Восточной,
Центральной и Южной Азии. Группа
государств, сложившаяся в результате
трехстороннего сотрудничества России,
Китая и Индии (то есть, вовлекая в процесс
большинство стран Азии), создает разумную
перспективу долговременного сотрудничества
на прочной основе, которое в ее отсутствии
было бы невозможно. В стремительно
меняющихся экономико-стратегических
условиях, когда
англо-американская финансовая мощь в
значительной мере испаряется, будут,
вероятно, предложены новые решения, и
их, представьте себе, ожидает успех.
Возможности долговременного
континентального евроазиатского
сотрудничества (включая, разумеется,
Японию)[1],
таким образом, создают тот краеугольный
камень, от которого зависит возможность
экономического выздоровления в мировом
масштабе.
В отсутствии этого краеугольного камня
ситуация в уже разрушенной Африке
неописуемо безнадежна …

В
этой связи я уже подчеркивал в своих
прежних публикациях, что развитие
базовой экономической инфраструктуры
территорий центральной и северной Азии,
включая зону тундры, абсолютно необходимо
для успеха предлагаемого мною глобального
экономического развития. Как я уже
подчеркивал ранее, чтобы представить
себе, какое практическое применение
имеет это развитие, нам следует взглянуть
на необходимое развитие базовой
экономической инфраструктуры глазами
великого биогеохимика В.И. Вернадского.

Как я уже подчеркивал,
нам необходимо осознать, что то, что мы
именуем базовой экономической
инфраструктурой, является совершенствованием
биосферы за те пределы, в которых она
способна саморазвиваться и самозащищаться
без вмешательства человеческого разума.
Мы должны рассматривать биосферу, таким
образом усовершенствованную человеком,
как, говоря словами Вернадского,
«естественное явление» — продукт
человеческого познания, который
производит качественные усовершенствования
в биосфере, необходимые для ее
преобразования в качественно более
развитую форму — в ноосферу.
Развитие базовой экономической
инфраструктуры должно рассматриваться
ни в коей мере не как разрушительное
вмешательство в биосферу, но как
необходимое усовершенствование качества
биосферы как таковой, а также как такую
форму усовершенствования, которая
возвышает биосферу до более высокого
уровня, делая ее частью ноосферы. Это
не просто аргумент в защиту необходимости
сохранения и развития биосферы посредством
базовой экономической инфраструктуры,
но и тот императив, которым мы должны
руководствоваться, изменяя биосферу
посредством инфраструктурного развития.
Хотя ныне
распространенные проекты инфраструктурного
развития [в Евразии] сводятся к «новому
Шелковому пути», это транспортное звено
само по себе не удовлетворяет требований
общего и устойчивого прироста
экономического развития Евразии.
Требуется не просто «новый Шелковый
путь», а целая сеть коридоров транспортного
сообщения, производства и распределения
электроэнергии, крупномасштабного
водного хозяйства и прочей инфраструктуры
развития по осям коридоров до ста
километров в ширину.
Сооружение
таких коридоров вдоль оси транспортного
магистралей не только сокращает чистые
затраты на трансевразийский транспорт
товаров, делая его значительно эффективнее
морских перевозок. Такое развитие делает
плодородными ныне малонаселенные
регионы центральной и северной Азии, и
даже ныне функционально бездействующие
территории становятся зонами экономического
развития. В новых условиях эти регионы
Азии, за счет своих связей с другими,
многонаселенными регионами континента,
становятся самым мощным и цветущим
плацдармом всепланетного экономического
роста в ближайшем будущем. Все это
становится величайшим шансом для Евразии
в целом, как и экономическим двигателем,
необходимым для развития Африки и
стимулирования американских государств,
партнерствующих в этой стратегии.

Особый характер востребованности в широкой
основе развития базовой экономической
инфраструктуры выводит на первый план
фигуру Вернадского, которая
оказывается в центре научного обоснования
этого евразийскоцентрического
сотрудничества в целом.

Надежда — там, где жизнь

Здесь следует остановиться на двух тезисах
Вернадского в его исследовании природной
организации Земли. Он подчеркивал то аномальное, но непреходящее
обстоятельство, что жизненные процессы
производят измеримые физические
изменения в неживых процессах, которые
сами неживые процессы произвести не
способны. Так он определил понятие
биосферы.

Аналогично, подчеркивал он, вмешательство творческого,
научного воздействия человека в биосферу
производит измеримые формы физического
совершенствования биосферы, которые
не могут достигаться самой биосферой
без человеческого вмешательства. Он
определил нашу планету, на которой
жизненные процессы преобразуют неживые,
а познавательные процессы преобразуют
живые процессы, как ноосферу.

Он подчеркивал то обстоятельство, что те
экспериментально различимые результаты
действия жизненных процессов, которые
не могут быть произведены сопоставимыми
неживыми процессами, являются естественным
явлением — продуктом воздействия
жизненных процессов на неживые.
Аналогично, наблюдаемые в биосфере
изменения, которых может достичь только
познавательное действие человека, могут
опытным путем определяться как
естественные явления — продукты
человеческого познания.
При всего лишь одном, хотя
и существенном упущении, метод обобщения
Вернадским открытий в аномалиях и
принципах, сделанных им самим и другими
учеными, в форме концепции ноосферы
представлял собой необходимую революцию
в общемировом способе мышления о научном
знании. Несмотря на упомянутое упущение,
к которому я вернусь ниже, применимость
трудов Вернадского в целом к развитию
Евразии выражается в трех достаточно
очевидных аспектах.

Во-первых,
по уже обозначенным выше причинам,
глубина и масштаб развития базовой
экономической инфраструктуры, включая
коридоры развития, представляет собой
беспрецедентный вызов как научным, так
и чисто экономическим представлениям
об освоении биосферы, которая сама
является частью ноосферы. Революционная
концепция биосферы Вернадского
представляет собой существенное
изменение в глубине подхода, который
необходим стратегам для рассмотрения
как биосферы, так и базовой экономической
инфраструктуры как таковой.

Во-вторых,
развивая базовую экономическую
инфраструктуру центральной и северной
Азии в обозначенном нами масштабе, на
период предстоящей четверти и более
века, мы делаем большую ставку на мудрость
того выбора, который мы совершим. Нам
необходимо, соответственно, сделать
ставку на ускоренное развитие
фундаментальных и связанных с ними наук
по новым осям исследовательской работы,
контуры которых уже намечены в трудах
Вернадского.

В-третьих, в числе наиболее важных применений
наследия Вернадского в этой сфере
обнаруживается и тот метод, с помощью
которого его работы заставляют нас
всматриваться в уже известные и ранее
неизвестные аспекты физических принципов,
отличающих жизненные процессы от
неживых. Всего лишь одним из элементов
этой картины является то обстоятельство,
что мир находится перед лицом взрывоопасного
кризиса управления инфекционными и
подобными заболеваниями человека,
животных и растительных организмов —
перед вызовом, который подвигает нас
на поиск более глубоких подходов к этой
проблеме, в дополнение к существующим
методам, которые угрожающе отступают
перед новой реальностью.

Этих
трех оснований достаточно для того,
чтобы работа Вернадского особо высоко
почиталась в осуществлении евроазиатского
развития. К уже сформулированным
соображениям, однако, следует добавить
еще два.

Во-первых, возможно, в большей степени, чем кто-либо
еще из фигур прошлого века, Вернадский
поставил научное сообщество лицом к
лицу с глубоким содержанием трудов
таких своих предшественников, как Луи
Пастер.

Во-вторых, его деятельность включала стимулирование
соответствующих научных исследований
в России и Украине, где и в последние
десятилетия это направление было развито
больше, чем в остальном мире. Это одна
из тех областей, в которой ведущие
специалисты этих стран, несмотря на
разрушительное воздействие экономических
трудностей последних десятилетий,
вносят достаточно уникальный и
существенный вклад в научную практику
и мировой прогресс в целом.

В
силу вышеназванных пяти причин, образ
непрерывного вызова науке и технике,
представленный наиболее выпукло и
наиболее комплексно в работах Вернадского,
служит нам, возможно, в качестве наиболее
адекватного олицетворения тех благ для
всего человечества, которые извлекаются
из основополагающего становления нового
евроазиатского партнерства, из развития
его базовой экономической инфраструктуры,
как долговременного вклада в будущее
всего человечества.

Итак, назовем это «синдромом Вернадского».

Римановский аспект

Сущность тезиса о ноосфере и его доказательства,
представленные Вернадским, оказывают
столь глубокое влияние на научное
мышление, что, как и любой великий научный
прорыв прежних столетий — как, например,
труды великого первооткрывателя
Иоганнеса Кеплера, ставит больше вопросов
перед следующим поколением ученых,
нежели дает ответов. Таким образом,
работа Вернадского заставляет нас
сегодня вернуться к открытиям Бернхарда
Римана, без которых многое из достижений
Вернадского и его коллег не сложилось
бы в адекватно интегрированную форму.
Аналогично, без переноса понятия ноосферы
в контекст моей области знания, физической
экономики, практическое применение
понятия ноосферы к экономике неосуществимо.
И поскольку мои ранние открытия в
области физической экономики привели
меня к открытию значения работ Римана
как пути обобщения этих открытий, мое
собственное увлечение трудами Вернадского
развивалось более или менее разрозненными
эпизодами на протяжении последних
четырех десятилетий. В данном случае
следует принять во внимание определенную
концептуальную проблему с нижеследующими
принципиальными характеристиками.
Ключевым здесь является представление
о существовании универсального принципа
жизни как таковой, принципа, отличного
от чего бы то ни было существующего в
неживых процессах, если на них не
оказывают влияние жизненные процессы.
Это понятие имеет долгую историю в
пределах экспериментальной математической
физики как таковой.

Итак, пусть же подлинный мыслительный процесс
великого Вернадского воспроизведется
в умах специалистов и одаренных студентов
сегодняшнего дня. Стремясь достичь
желаемого результата, начнем с того,
что вспомним его имя.

1. Иллюстрацией могут служить одна или
две железнодорожные линии, соединяющие
российский Дальний Восток и Корею с
Японскими островами.